ВСТУПИТЕЛЬНАЯ
1. Прелюдия (1932 г.)
Чтобы думать, необходима свобода. Чтобы писать, нужен покой. Но бесконечные неотложные дела выводят меня из равновесия, а каждодневные обязанности и раздражающие мелочи не дают сосредоточиться. И нет ни малейшей надежды избавиться от них, ни малейшей надежды целиком отдаться творчеству, прежде чем меня одолеют недуги, а за ними и смерть. Я измотан, вечно собой недоволен, и в предчувствии неизбежных неприятностей не могу взять себя в руки, чтобы должным образом распорядиться собственной жизнью.
Пытаясь справиться с создавшимся положением, я просто веду записи - для себя, и не берусь ни за какую другую работу. Хочу разобраться в своих проблемах, и тогда либо они перестанут меня тревожить, либо я научусь их преодолевать.
Думается, подобные трудности встают перед каждым, кто посвятил себя умственной деятельности. Мы задерганы. И стремление освободиться от повседневных дел, забот и всевозможных искушений овладевает все большим числом людей, поставивших перед собой некую важную жизненную цель, но поминутно отвлекаемых на пустяки. Это результат специализации и настоятельной потребности четко определить область приложения своих сил - потребности, развившейся не ранее прошлого века. Широта интересов и свободный досуг или хотя бы стремление к тому и другому - удел очень немногих. А проблема эта существует испокон веков. Людей на каждом шагу заставляли отклоняться от избранного пути всяческие страхи и неослабное противостояние среды. Жизнь никого не оставляла в покое. Она определялась необходимостью приспосабливаться и до предела была заполнена удачами и неудачами.
Люди чувствовали голод и утоляли его, испытывали желание и любили, радовались и печалились, преследовали и спасались бегством, терпели поражение и погибали, но с развитием способности предвидеть и с использованием дополнительных источников энергии, что особенно проявилось в последние сто лет, человек все меньше стал зависеть от требований дня. То, что ранее представлялось содержанием жизни, оказалось всего лишь ее изнанкой. Мы начали задаваться вопросами, которые еще пять столетий назад вызвали бы всеобщее удивление. Стали говорить: «Да, ты можешь прокормиться, ты способен содержать семью. Ты кого-то любишь, кого-то ненавидишь. Но что ты делаешь ?»
Стремление к независимости сделало современного цивилизованного человека непохожим на тех, кто жил раньше. Искусство, чистая наука, литература стали для него постоянным источником интереса, жизненным стимулом и представляют куда большую ценность, чем примитивные радости, связанные с удовлетворением первоочередных потребностей. Последнее превратилось для него в нечто само собой разумеющееся. Повседневность подчинилась более высоким целям, и если личные пристрастия, приобретения и потери по-прежнему приковывают наше внимание, то лишь постольку, поскольку они дополняют главнейшие потребности, способствуют или, наоборот, мешают их удовлетворению. Ибо желание жить полноценной жизнью именно в этом смысле осознается день ото дня все полнее и определеннее.
Человек творческого труда - это не обычное существо, он не может и не испытывает ни малейшего желания жить как все нормальные люди. Он хочет вести жизнь необычную.
Люди все лучше понимают, что растущее стремление избавиться от неотступных личных забот ради более высоких целей не означает, в отличие от желания погрузиться в азартные игры, мечтания, пьянство или покончить самоубийством, отгороженности от привычного течения жизни, напротив, это попытка побороть повседневность, которая, даже заняв подчиненное место, все же дает о себе знать. По существу, за этим скрывается стремление приобщить свою частную жизнь к жизни всего человечества. В научных исследованиях, в лабораториях и мастерских, в административных учреждениях и в ходе экспедиций зарождается и растет этот новый мир. Это не прощание с прошлым, а его безмерное обогащение, ибо человечество все более осознает себя единым целым, способным вобрать в себя индивидуальные устремления. Мы, люди творческого труда, преобразуем условия человеческой жизни.
Чем дольше я живу, тем более проясняется и год от года крепнет во мне желание стать выше элементарных житейских потребностей, подчинить их себе, сосредоточиться по возможности на чем-то главном, к чему я предназначен, и в этом я вижу не только основную линию моего жизненного поведения, желание найти выход из собственных затруднений, но и ключ к преодолению препятствий, стоящих на пути большинства ученых, философов, художников и вообще всех творческих людей, мужчин и женщин, погребенных под грузом повседневности. Подобно доисторическим амфибиям, мы все, можно сказать, пытаемся выбраться на воздух из воды, где доселе обретались, научиться дышать по-новому, освободиться от всего общепринятого, ранее не подвергавшегося сомнению. Нам во что бы то ни стало нужен воздух, иначе мы задохнемся. Но новая земля только замаячила для нас, она еще не до конца выступила из-под вод, и мы горестно барахтаемся, оставаясь в среде, которую мечтаем покинуть.
Жить без надежды продолжить дело, для которого, думаю, я предназначен, мне представляется в высшей степени бессмысленным. Не хочу сказать, что повседневность, которая в свое время увлекала и восхищала меня и казалась бесконечно интересной - сшибка и борьба индивидуальностей, музыка и красота, еда и питье, путешествия и встречи с людьми, новые земли и необычные зрелища, работа ради успеха и игра ради игры, и юмор, и радость выздоровления, привычные удовольствия и среди них самое ощутимое - удовольствие потешить свое тщеславие, - безвозвратно канула в Лету. Во мне по-прежнему живет чувство благодарности за все, что дает нам жизнь. Но я уже сполна насладился этим, и жить во имя получения больших благ я отказываюсь. Мне бы хотелось, чтобы поток жизни не останавливался для меня еще долгие годы, но чтобы моя работа по-прежнему, даже больше, чем прежде, была бы путеводной нитью, главным маяком в этом потоке. Я принимаю только такие условия. Но это меня и тревожит. Я чувствую, что способен к работе меньше, чем ранее. Может быть, дело в возрасте, а может быть, в том, что мои представления о целях меняются, а требования к себе все расширяются, углубляются, в результате становясь непомерными, и при этом я отдаю время и мысли решению задач второстепенных или, во всяком случае, не связанных напрямую с моим делом. Повседневное, вторичное, как непроходимые джунгли, окружило меня со всех сторон. Оно душит меня, поглощая время, путая мысли. Всю жизнь я отводил от себя эти назойливые щупальца, упорно старался избегать всего лишнего, уклоняться от нежелательных последствий содеянного, накапливать поменьше обязательств, но сейчас их вторжение все больше угнетает меня, рождая чувство безнадежности. Во мне живет ощущение перелома; настала пора как-то перестроить жизнь и обрести покой, ведь десять или от силы пятнадцать лет - это все, что мне осталось, и надо подумать о том, чтобы не потратить их зря.
Конвертер длины и расстояния Конвертер массы Конвертер мер объема сыпучих продуктов и продуктов питания Конвертер площади Конвертер объема и единиц измерения в кулинарных рецептах Конвертер температуры Конвертер давления, механического напряжения, модуля Юнга Конвертер энергии и работы Конвертер мощности Конвертер силы Конвертер времени Конвертер линейной скорости Плоский угол Конвертер тепловой эффективности и топливной экономичности Конвертер чисел в различных системах счисления Конвертер единиц измерения количества информации Курсы валют Размеры женской одежды и обуви Размеры мужской одежды и обуви Конвертер угловой скорости и частоты вращения Конвертер ускорения Конвертер углового ускорения Конвертер плотности Конвертер удельного объема Конвертер момента инерции Конвертер момента силы Конвертер вращающего момента Конвертер удельной теплоты сгорания (по массе) Конвертер плотности энергии и удельной теплоты сгорания топлива (по объему) Конвертер разности температур Конвертер коэффициента теплового расширения Конвертер термического сопротивления Конвертер удельной теплопроводности Конвертер удельной теплоёмкости Конвертер энергетической экспозиции и мощности теплового излучения Конвертер плотности теплового потока Конвертер коэффициента теплоотдачи Конвертер объёмного расхода Конвертер массового расхода Конвертер молярного расхода Конвертер плотности потока массы Конвертер молярной концентрации Конвертер массовой концентрации в растворе Конвертер динамической (абсолютной) вязкости Конвертер кинематической вязкости Конвертер поверхностного натяжения Конвертер паропроницаемости Конвертер паропроницаемости и скорости переноса пара Конвертер уровня звука Конвертер чувствительности микрофонов Конвертер уровня звукового давления (SPL) Конвертер уровня звукового давления с возможностью выбора опорного давления Конвертер яркости Конвертер силы света Конвертер освещённости Конвертер разрешения в компьютерной графике Конвертер частоты и длины волны Оптическая сила в диоптриях и фокусное расстояние Оптическая сила в диоптриях и увеличение линзы (×) Конвертер электрического заряда Конвертер линейной плотности заряда Конвертер поверхностной плотности заряда Конвертер объемной плотности заряда Конвертер электрического тока Конвертер линейной плотности тока Конвертер поверхностной плотности тока Конвертер напряжённости электрического поля Конвертер электростатического потенциала и напряжения Конвертер электрического сопротивления Конвертер удельного электрического сопротивления Конвертер электрической проводимости Конвертер удельной электрической проводимости Электрическая емкость Конвертер индуктивности Конвертер Американского калибра проводов Уровни в dBm (дБм или дБмВт), dBV (дБВ), ваттах и др. единицах Конвертер магнитодвижущей силы Конвертер напряженности магнитного поля Конвертер магнитного потока Конвертер магнитной индукции Радиация. Конвертер мощности поглощенной дозы ионизирующего излучения Радиоактивность. Конвертер радиоактивного распада Радиация. Конвертер экспозиционной дозы Радиация. Конвертер поглощённой дозы Конвертер десятичных приставок Передача данных Конвертер единиц типографики и обработки изображений Конвертер единиц измерения объема лесоматериалов Вычисление молярной массы Периодическая система химических элементов Д. И. Менделеева
1 джоуль на килограмм [Дж/кг] = 0,001 джоуль на грамм [Дж/г]
Исходная величина
Преобразованная величина
рад миллирад джоуль на килограмм джоуль на грамм джоуль на сантиграмм джоуль на миллиграмм грей эксагрей петагрей терагрей гигагрей мегагрей килогрей гектогрей декагрей децигрей сантигрей миллигрей микрогрей наногрей пикогрей фемтогрей аттогрей зиверт миллизиверт микрозиверт тошнота и рвота слабость головная боль усталость повышение температуры инфекции диарея лейкопения пурпура кровотечения потеря волосяного покрова головокружение и дезориентация гипертензия нарушение баланса электролитов смертность
Оптическая сила в диоптриях и увеличение линзы
Избранная статья
Подробнее о поглощенной дозе радиации
Общие сведения
Излучение бывает ионизирующим и неионизирующим. В этой статье речь пойдет о первом типе излучения, о его использовании людьми, и о вреде, который оно приносит здоровью. Поглощенная доза отличается от экспозиционной дозы тем, что измеряется общее количество энергии, поглощенное организмом или веществом, а не мера ионизации воздуха в результате наличия ионизирующего излучения в окружающей среде.
Значения поглощенной и экспозиционной дозы похожи для материалов и тканей, которые хорошо поглощают радиацию, но не все материалы - такие, поэтому часто поглощенная и экспозиционная дозы радиации отличаются, так как способность предмета или тела поглощать радиацию зависит от материала, из которого они состоят. Так, например, лист свинца поглощает гамма-излучение значительно лучше, чем лист алюминия той же толщины.
Единицы для измерения поглощенной дозы облучения
Одна из самых широко используемых единиц измерения поглощенной дозы радиации - грей . Один грей (Гр) - доза радиации при поглощении одним килограммом материи одного джоуля энергии. Это очень большое количество радиации, намного больше, чем обычно получает человек во время облучения. От 10 до 20 Гр - смертельная доза для взрослого человека. Поэтому часто используют десятые (децигреи, 0,1 Гр), сотые (сантигреи, 0,01 Гр) и тысячные (миллигреи, 0,001 Гр) грея, наряду с более маленькими единицами. Один Гр - это 100 рад, то есть один рад равен сантигрею. Несмотря на то, что рад - устаревшая единица, она часто применяется и сейчас.
Количество радиации, которое поглощает тело, не всегда определяет количество вреда, наносимого телу ионизирующим излучением. Чтобы определить вред для организма, часто используют единицы эквивалентной дозы.
Эквивалентная доза облучения
Единицы для измерения поглощенной дозы облучения часто используют в научной литературе, но большинство неспециалистов плохо с ними знакомы. В СМИ чаще используют единицы эквивалентной дозы облучения. С их помощью легко объяснить, как радиация влияет на организм в целом и на ткани в частности. Единицы эквивалентной дозы облучения помогают составить более полную картину о вреде радиации, так как при их вычислении учитывают степень повреждения, наносимого каждым видом ионизирующего излучения.
Вред, наносимый тканям и органам тела разными типами ионизирующего излучения, вычисляют с помощью величины относительной биологической эффективности ионизирующих излучений . Если на два одинаковых тела действует излучение одного типа с одинаковой интенсивностью, то относительная эффективность и эквивалентная доза - равны. Если же типы радиационного излучения разные, то и эти две величины - разные. Например, вред, наносимый бета-, гамма- или рентгеновскими лучами - в 20 раз слабее, чем вред от облучения альфа-частицами. Стоит заметить, что альфа-лучи приносят вред организму только в том случае, если источник излучения попал внутрь организма. За пределами организма они практически неопасны, так как энергии альфа-лучей не хватает даже для преодоления верхнего слоя кожи.
Эквивалентную дозу облучения вычисляют, умножив поглощенную дозу облучения на коэффициент биологической эффективности радиоактивных частиц, для каждого вида радиации. В примере, приведенном выше, этот коэффициент для бета-, гамма- и рентгеновских лучей равен единице, а для альфа-лучей - двадцати. Пример единиц эквивалентной дозы радиации - банановый эквивалент и зиверты.
Зиверты
В зивертах измеряют количество энергии, поглощенной телом или тканями определенной массы во время радиационного излучения. Для описания вреда, который радиация наносит людям и животным, также обычно используют зиверты. Например, смертельная доза радиации для людей - 4 зиверта. Человека при такой дозе радиации иногда можно спасти, но только если немедленно начать лечение. При 8 зивертах смерть неизбежна, даже с лечением. Обычно люди получают намного меньшие дозы, поэтому часто используют миллизиверты и микрозиверты. 1 миллизиверт равен 0,001 зиверта, а 1 микрозиверт - 0,000001 зиверта.
Банановый эквивалент
В банановом эквиваленте измеряет дозу радиации, которую человек получает, когда съедает один банан. Эту дозу также можно выразить в зивертах - один банановый эквивалент равен 0,1 микрозиверта. Бананы используют потому, что в них содержится радиоактивный изотоп калия, калий-40. Этот изотоп встречается и в некоторых других продуктах. Некоторые примеры измерений в банановом эквиваленте: рентген у стоматолога эквивалентен 500 бананам; маммограмма - 4000 бананам, а смертельная доза радиации - 80 миллионам бананам.
Не все согласны с использованием бананового эквивалента, так как радиация разных изотопов по-разному влияет на организм, поэтому сравнивать эффект калия-40 с другими изотопами - не совсем правильно. Также, количество калия-40 регулируется организмом, поэтому когда его количество в организме увеличивается, например, после того, как человек съел несколько бананов, организм выводит лишний калий-40, чтобы поддерживать баланс количества калия-40 в организме постоянным.
Эффективная доза
Описанные выше единицы используют, чтобы определить количество радиации, которое подействовало не на организм в целом, а на определенный орган. При облучении разных органов риск заболевания раком - разный, даже если поглощенная доза облучения - одинакова. Поэтому, чтобы узнать вред, нанесенный организму в целом, если облучен только определенный орган, используют эффективную дозу радиации.
Эффективную дозу находят, умножая поглощенную дозу облучения на коэффициент тяжести радиационного облучения для этого органа или ткани. Исследователи, которые разработали систему вычисления эффективной дозы, использовали информацию не только о вероятности рака при облучении, но и о том, как укоротится и ухудшится жизнь пациента из-за облучения и сопутствующего ему рака.
Как и эквивалентную дозу, эффективную дозу также измеряют в зивертах. Важно помнить, что когда говорят о радиации, измеряемой в зивертах, речь может идти либо об эффективной, либо об эквивалентной дозе. Иногда это понятно из контекста, но не всегда. Если о зивертах упоминают в СМИ, особенно в контексте об авариях, катастрофах, и несчастных случаях, связанных с радиацией, то чаще всего имеется в виду эквивалентная доза. Очень часто у тех, кто пишет о таких проблемах в СМИ, недостаточно информации о том, какие участки тела поражены или будут поражены радиацией, поэтому и вычислить эквивалентную дозу невозможно.
Влияние радиации на организм
Иногда можно оценить ущерб, наносимый организму радиацией, зная поглощенную дозу облучения в греях. Например, радиацию, которой подвергается пациент во время локальной лучевой терапии, измеряют именно в греях. В этом случае также можно определить, как повлияет такое локализированное облучение на организм вцелом. Общее количество поглощенной радиации в течение радиотерапии обычно высоко. Когда эта величина превышает 30 Гр, то возможно повреждение слюнных и потовых, а также других желез, что вызывает сухость во рту, и другие неприятные побочные эффекты. Общие дозы, превышающие 45 Гр, разрушают волосяные фолликулы, что приводит к необратимому выпадению волос.
Важно помнить, что даже когда общая доза поглощенной радиации достаточно высока, степень повреждения тканей и внутренних органов зависит от общего количества времени поглощения радиации, то есть от интенсивности поглощения. Так, например, доза в 1 000 рад или 10 Гр смертельна, если получена в течении нескольких часов, но она может даже не вызвать лучевую болезнь, если получена на протяжении более длительного времени.
Unit Converter articles were edited and illustrated by Анатолий Золотков
Вы затрудняетесь в переводе единицы измерения с одного языка на другой? Коллеги готовы вам помочь. Опубликуйте вопрос в TCTerms и в течение нескольких минут вы получите ответ.
Ю. ФРОЛОВ.
Герберт Джордж Уэллс известен всем в основном как фантаст. Но в его научно-фантастических романах и рассказах можно обнаружить немало довольно точных предсказаний о будущем науки и техники. «Тепловой луч» марсиан из «Войны миров» — это лазер. Полёт на Луну тоже состоялся, хотя и не тем способом, который описан в романе «Первые люди на Луне». В малоизвестном романе «Освобождённый мир» (1914) Уэллс предсказывает расщепление атома и создание атомной бомбы. В одном из его рассказов речь идёт о телепередаче с Марса - и она совсем недавно действительно осуществлена космическими зондами.
Великого фантаста Герберта Джорджа Уэллса (1866-1946) волновало и вполне реальное будущее человечества.
Автомобиль «Панар-Левассор». 1895 год. Уэллс предсказывал автомобилям большое будущее.
Движущийся тротуар на чикагской Всемирной выставке 1893 года представлял собой крытый навесом конвейер длиной 730 метров с установленными на нём скамейками.
Французский аэроплан «Антуанетт» в полёте. 1909 год.
Первые пылесосы необязательно имели двигатель. На снимке: американский «ножной пылесос» 1910 года. Чтобы он работал, надо было встать на его меха и переминаться с ноги на ногу.
«Электрическая кухня» начала прошлого века. Интересно, что кухарки и домохозяйки, привыкшие к жару угольных и дровяных плит, первое время чуть ли не мёрзли на кухнях, оборудованных электроплитами, и для обогрева включали все конфорки.
Один из первых телефонов с диском. Конец XIX века.
Английская велопехота на манёврах. 1898 год.
Германский военный дирижабль над Рейном. 1911 год.
Немецкий танк A7V - единственная немецкая модель, участвовавшая в Первой мировой войне.
Подводные лодки, по мнению Уэллса, представляют опасность в основном для своего экипажа, а не для кораблей противника. На снимке: французская субмарина «Дорада» с командой. 1910 год.
Однако далеко не все знают, что Уэллс написал книгу, посвящённую предсказаниям развития техники в XX веке и тому, как это развитие повлияет на человечество. К удивлению издателей, тираж книги превысил тиражи всех ранних научно-фантастических романов Уэллса. В Англии книжка впервые вышла в 1901 году. Вскоре после выхода в свет её перевели в России, причём дважды: в Москве - в 1902 году, а в Петербурге - в 1903-м. (В дальнейшем цитаты приводятся по этим переводам, за исключением тех случаев, когда старый перевод уж очень плох.)
В Москве книга вышла под названием «Предвидения» с подзаголовком «О воздействии прогресса механики и науки на человеческую жизнь и мысль» (это точный перевод оригинального заглавия).
Начинает автор с транспорта. Он полагает, что железные дороги с их паровозами во многом лишатся своего значения, уступив его автомобилю: «Бесчисленные опыты с автомобилями, производимые в настоящее время, так возбуждают воображение и так много людей трудятся над их усовершенствованием, что не верится, чтобы неудобства этих экипажей - их толчки, неуклюжесть, оставляемый за собой неприятный запах - не могли быть вскоре устранены». А когда это произойдёт, появятся очень широкие автомобильные дороги, некоторые из них - частные, платные. Возможно, для них разработают особые покрытия. Поездка на автомобиле удобнее железнодорожной, так как путешественник сможет останавливаться там, где ему вздумается, ехать медленнее или быстрее.
Появятся фургоны с двигателями внутреннего сгорания для развоза мелких грузов, а там и моторизованные омнибусы. Вдоль дорог возникнут мастерские для ремонта автомобилей. Железные дороги сохранятся - хотя бы частично - для перевозки тяжёлых грузов и «оптовой» перевозки людей (так и произошло), но чтобы увеличить вместимость вагонов, колею придётся расширить (а вот этого не случилось).
Развитие автомобиля позволит увеличить размеры городов. По мнению Уэллса, радиус города, удобного для жизни, обычно равен тому расстоянию, которое можно преодолеть за час. Если жители ходят пешком, диаметр города не превышает 10 км, если ездят на лошадях - вдвое больше, а если пользуются автомобилем, развивающим большую скорость - 45 км/ч, то он может составить 90 км. Причём Уэллс не сомневался, что 45 км/ч не предел для автомобилей будущего. И к концу XX века население Лондона, Петербурга и Берлина превысит 20 миллионов жителей, а Нью-Йорка и Чикаго - 40 миллионов.
Тут, как мы знаем, писатель ошибся. В Лондоне немногим более 8 миллионов жителей, в Петербурге - 4,5 миллиона, в Берлине - 3,5, в Нью-Йорке с пригородами - около 19 миллионов, в Чикаго - почти 10.
Внутри города для пешеходов Уэллс предвидел сеть движущихся тротуаро-конвейеров, какие к тому времени уже были показаны на всемирных выставках в Чикаго (1893) и Париже (1900). Их лучше всего было бы упрятать в систему туннелей, чтобы техника и пассажиры не страдали от превратностей погоды. Уэллс и тут ошибся. В городах господствует автомобиль, а «траволаторы» (так теперь называют движущиеся тротуары от английского travel - поездка) имеются в аэропортах, крупных торговых центрах, а кое-где и в метро для преодоления длинных переходов между линиями.
Уэллс сильно ошибся с авиацией. Он считал: «Воздухоплавание вряд ли внесёт существенные перемены в систему транспорта... Человек - не альбатрос, а земное двуногое, весьма склонное утомляться и заболевать головокружением от чрезмерно быстрого движения, и сколько бы он ни воспарял в мечтах, а жить всё-таки ему придётся на земле». И тем не менее писатель полагал, что к 2000 году непременно и даже, возможно, к 1950-му «будет изобретён такой аэроплан, который поднимется в воздух и благополучно вернётся на своё место».
О сенсационной новинке тех лет - радио он упоминает только однажды: военный корабль, обнаружив в море превосходящие силы противника, сможет вызвать подмогу посредством беспроволочного телеграфа.
Несколько страниц автор уделяет быту XX века. Технические усовершенствования жилища сделают слуг ненужными: «В современном хозяйстве прислуга необходима главным образом из-за неправильного устройства домов. В будущем их, вероятно, будут строить разумнее. Метенье мусора и стирание пыли было бы легко устранить при разумном устройстве домов. Так как не существует хороших согревательных приспособлений, приходится приносить в дома огромные количества угля, а вместе с ним и грязи, которую приходится удалять с огромной затратой труда. В будущем дома, вероятно, станут нагреваться при помощи труб, проведённых в стены, от общего сильного источника тепла. Дома будут вентилироваться через трубы в стенах, в которых воздух будет нагреваться, пыль задерживаться, а испорченный воздух выводиться простым механизмом. Во многих домах ещё сохранён обычай наливать в лампы керосин и чистить ваксой обувь, и этим занимается прислуга. В будущем хозяйстве керосиновых ламп не будет, а что касается обуви, то умные люди осознают, как неловко носить на себе очевидные признаки постоянного чужого труда, и станут носить такую обувь, чистка которой займёт не более минуты.
Массу излишней работы берёт в настоящее время и стол. Мытьё посуды означает перемыванье и перетиранье каждого предмета отдельно, тогда как можно было бы всю грязную посуду класть разом на несколько минут в очищающий растворитель и затем, сливши его, обсушивать».
«В настоящее время, - продолжает Уэллс, - заниматься кухонным делом со всеми его аксессуарами куда как обременительно. Вспомните подбрасывание под плиту топлива, накопление золы, невыносимый жар, необходимость хвататься за чёрные от копоти кастрюли и сковородки... И вот в нашем воображении рисуется злосчастная кухарка с пылающим от жара лицом и заголёнными руками, сальными и перепачканными сажею. А между тем, с помощью пары изящных таганчиков, накаляемых электричеством, снабжённых термометрами для контроля за температурой, кухарство превратится в приятную забаву для любой интеллигентной особы. Вдобавок с крыш исчезнут безобразные дымовые трубы, и кровля преобразится в чистый привлекательный открытый балкон».
Как видим, здесь предсказано появление центрального отопления, центрального кондиционирования воздуха, электрических кухонных приборов... Правда, рецепт растворителя, который бы за несколько минут сам отмывал грязную посуду, до сих пор неизвестен, зато появились посудомоечные машины. А на чистку обуви мы действительно тратим минуту-другую. И, как правило, не заправляем лампы керосином.
Большое значение Уэллс придаёт распространению телефона. «Вы только подумайте о том, что будет осуществляться при помощи телефона, когда он войдёт в общее употребление. Труд шатания по лавкам почти отпадёт: вы распорядитесь по телефону и вам хотя бы за сто миль от Лондона вышлют любой товар; в одни сутки всё заказанное будет доставлено вам на дом, осмотрено и в случае непригодности отправлено обратно. Хозяйка дома, вооружившись трубкою и не двигаясь с места, уже будет иметь в своём распоряжении местных поставщиков и все крупные лондонские магазины, театральную кассу, почтовую контору, извозчичью биржу, доктора...»
С помощью телефона можно будет и работать, не выходя из дома, например заключать сделки. И отпадёт необходимость держать контору в центре города и ежедневно ездить на работу.
И сами дома станут строить по-другому. Ведь кирпич, так широко употреблявшийся в XIX веке, - это всего лишь один шаг вперёд от глинобитных хижин наших далёких предков. Кирпич впитывает влагу, не особенно прочен, а строительство из него очень трудоёмко. «Бетонные глыбы оказались бы и дешевле, и пригоднее кирпича... В будущем все материалы будут плавно попадать на своё место, передвигаясь по проложенным для этого путям, и постепенно будут формоваться стены, столь же однородные, как краска, выдавливаемая художником из тюбика». Так предсказал писатель технологию возведения домов из монолитного бетона!
Радикально изменятся газеты. Если сейчас в них печатают «обо всём понемногу», чтобы привлечь как можно более широкий круг читателей, то в XX веке газеты станут специализированными - каждая на свою тему. Самые горячие и нужные многим новости - биржевые курсы, курсы валют, результаты розыгрыша лотерей и тому подобные сведения - станут поступать в дома по проводам и либо печататься на ленте вроде телеграфной, либо записываться на валик фонографа, чтобы подписчик мог их прослушать в удобное для себя время. Фонограф же будет почти в каждом доме, как сейчас барометр.
В газетах по-прежнему останется много рекламы, но страницы с рекламой станут так же редактировать, как все остальные газетные полосы. Если реклама назойлива и в тысячный раз восхваляет какой-то сомнительный товар, её либо отвергнут, либо возьмут огромные деньги за то, чтобы её поместить, да ещё засунут в самый конец отдела объявлений.
Отдельная глава посвящена методам ведения войны в XX веке. По мнению Уэллса, машины и обученные специалисты заменят в армии лошадей и набранных по призыву солдат. Уйдут в прошлое столкновения огромных масс вооружённых людей, война станет позиционной с отдельными вылазками мелких групп солдат (это оказалось в основном верным для Первой мировой, но не для Второй мировой войны). Большую роль сыграет велосипед - пехотинцев заменит велопехота.
Усовершенствуется стрелковое оружие. Ружьё, снабжённое «особого рода телескопом, позволит целиться в точку на расстоянии мили или больше. Оно сможет выпускать или по одной пуле, или при необходимости по целому дождю пуль. Весьма вероятно, что такое ружьё будет носить один человек, но возможно, что ружьё и боевые припасы будут прикреплены к велосипеду под управлением двух или нескольких солдат».
Военно-воздушные силы, представленные в основном аэростатами и дирижаблями, станут применяться главным образом для разведки и наблюдения. Вряд ли на летательных аппаратах смогут устанавливать огнестрельные орудия, тем более, что они при каждом выстреле дают толчок отдачи.
На будущность танков (слова такого, как и самой машины, ещё не было) Уэллс смотрит весьма скептически. «Можно предвидеть опыты с блиндированными передвижными прикрытиями для атакующих людей на обстреливаемой местности. Я допускаю даже возможность своего рода сухопутного броненосца, к которому уже сделан шаг с появлением бронепоездов. Но лично мне не нравятся и не кажутся надёжными эти громоздкие, неповоротливые машины».
Точно так же автор не видит большого проку в подводных лодках: «Признаюсь, как я ни пришпориваю своё воображение, а оно отказывается понять, какую пользу могут приносить эти лодки. Мне кажется, что они способны только удушать свой экипаж и тонуть. Уже одно длительное пребывание в них должно расстраивать здоровье и деморализовать человека. Организм ослабевает от долгого вдыхания углекислоты и нефтяных газов под давлением четырёх атмосфер. Даже если вам удастся повредить неприятельское судно, четыре шанса против одного, что люди его, дышавшие свежим воздухом, спасутся, а вы с вашей лодкой пойдёте ко дну».
Любопытно, что и в английском издании 1914 года автор не снял этот пассаж. Между тем уже через год после начала Первой мировой войны немецкие субмарины стали наносить британскому флоту большой ущерб.
Уэллс указывает, что агрессором в войнах XX века, скорее всего, выступит Германия, но победа окажется за союзом других крупных держав.
В специальной главе писатель рассматривает возможность появления в XX веке общего языка на всей планете. Как англичанину, Уэллсу конечно же хотелось бы, чтобы всемирным языком стал английский. Нo он думает, что это место займёт французский, так как на нём издаётся больше хороших книг, чем на английском. Немецкий - язык слишком оригинальный, склонный заменять интернациональные, всем понятные корни своими. «Испанский и русский - языки сильные, но у них недостаточно читающей публики, чтобы стать господствующими, а какая же будущность может быть у языка, не имеющего читательской публики? Я полагаю, что эти два языка уже осуждены на вытеснение».
Кстати, а что думает Уэллс о будущем России? Он полагает, что в XX веке она распадётся на две части - западную и восточную (а вот распада Британской империи автор не предвидел). Большая часть славянских народов будет тяготеть к Западной Европе, а не к России. Одесса имеет шансы стать «русским Чикаго». Рост же Петербурга вряд ли продолжится, ведь «он основан человеком, который не предвидел иных путей торговли и цивилизации, кроме моря, а в будущем морю предстоит играть лишь очень малую роль в этом отношении». Несмотря на широкие проспекты, великолепную архитектуру, крупную политическую роль, в дальнейшем этот город, окружённый большими массами необразованных крестьян, скорее всего, захиреет. И Россия, управляемая реакционной властью, будет всё больше отставать от западных стран.
«Возможно, что в ближайшие десятилетия Россия политически получит господство над Китаем». Впрочем, «русская цивилизация не обладает такими свойствами, которые бы обеспечили ей длительное воздействие на миллионы энергичных азиатов, сросшихся со своей культурой».
Уэллс был сторонником евгеники - учения об улучшении «человеческой породы» путём поощрения многодетности здоровых, красивых, выдающихся, полезных для общества людей и запрета на размножение для больных, слабоумных, порочных. «Общество будет допускать существование в своей среде небольшой части населения, страдающей болезнями, которые передаются потомству. Это, например, умственное расстройство, неизлечимая страсть к опьяняющим веществам... Из жалости им позволят жить, но при условии, что эти люди не будут плодить детей. А если этим снисхождением станут злоупотреблять, то едва ли новое общество остановится перед истреблением таких элементов».
Если говорить об обществе, созданном через три десятилетия в Германии, то Уэллс был прав. Но ещё в его время противники евгеники указывали на то, что у Бетховена была кошмарная наследственность - больные родители, больные братья и сёстры, и всё же пятый ребёнок в семье оказался гением...
Сурово относился Уэллс и к преступникам - он был сторонником широкого применения смертной казни. Если серьёзное преступление совершено не случайно, не под действием минутного импульса, а является итогом всей жизни преступника, то после тщательного судебного расследования его осудят и устранят из жизни - усыпят уколом опия. «Если человек не может жить счастливо и на свободе, не портя жизни другим людям, то лучше и не жить ему». К тому же «будущее государство едва ли захочет делать из порядочных людей тюремщиков, сторожей и надзирателей в тюрьмах» ради того, чтобы сохранять жизнь преступников.
Как известно, смертная казнь путём инъекции яда используется в некоторых штатах США. Но в современном мире применение смертной казни, вопреки прогнозу писателя, всё сужается.
Как полагал Уэллс, в обществе возрастёт терпимость к такому поведению, которое в конце XIX века считалось аморальным. Вырастет число разводов и бездетных браков.
Мир объединит общая религия. Но не исчезнут и атеисты.
Американский историк Пол Крабтри, проанализировавший в 2007 году «Предвидения» Герберта Уэллса, пришёл к выводу: почти 80% прогнозов писателя сбылись, а 60% сбылись с большой точностью. К «провальным» 20% Крабтри относит предсказания о создании единого мирового государства, о переходе от демократии к технократии - власти образованного класса, о сохранении основной роли женщины как домохозяйки... О некоторых других промахах и удачах писателя можно судить по нашему краткому обзору. А тот, кто владеет английским, может прочитать полный текст этой действительно любопытной и поучительной книги в Интернете по адресу
Герберт Джордж Уэллс (Herbert George Wells), Великобритания, 21.09.1866-13.08.1946
Будущий писатель родился 21 сентября 1866 г. в Бромли, пригороде Лондона. Отец его был лавочником и профессиональным крикетистом, мать – экономкой. Образование получил в классической школе Мидхёрст и в Кингз-колледже Лондонского университета. Окончил Лондонский университет (1888). К 1891 г. получил два учёных звания по биологии, с 1942 г. доктор биологии. В 1893 г. опубликовал учебники биологии и физиографии, в 1930 г. – популярную книгу «Наука жизни» (т. 1-3, совместно с Дж. Хаксли).
После ученичества у торговца мануфактурой и работы в аптеке побывал учителем в школе, преподавателем точных наук и помощником у Т.Х. Гексли, в 1893 г. профессионально занялся журналистикой.
С 1895 г. Уэллс написал около 40 романов и многие тома рассказов, несколько десятков полемических сочинений по философской, социологической и исторической проблематике.
Романом «Машина времени» (The Time Machine, 1895) Уэллс открыл историю научной фантастики 20 в., это произведение посвящено путешествии изобретателя в отдалённое будущее. Затем последовали «Остров доктора Моро» (The Island of Dr. Moreau, 1896), «Человек-невидимка» (The Invisible Man, 1897), «Война миров» (The War of the Worlds, 1898), «Первые люди на Луне» (The First Men in the Moon, 1901), рассказывавшие, соответственно, о пересадке человеческих органов диким зверям, о невидимости, вторжении марсиан на землю и путешествии на Луну. Эти романы обеспечили писателю славу самого значительного экспериментатора в жанре научной фантастики и показали его способность сделать правдоподобным самый дерзкий вымысел. Впоследствии в произведениях подобного рода, например в романе «Мир освобожденный» (The World Set Free, 1914), он сочетал научную достоверность с политическими прогнозами о грядущем всемирном государстве. Тезис о науке, способной создать всемирное государство, в котором человек сможет разумно пользоваться своими изобретениями, с воодушевлением повторяется во всех книгах Уэллса, однако его оптимизм, до той поры безграничный, сокрушила Вторая мировая война, после чего он дал волю отчаянию и в книге «Разум на краю своей натянутой узды» (Mind at the End of Its Tether, 1945) предсказал вымирание человечества.
В более «литературных» своих произведениях писатель демонстрирует незаурядный талант в изображении характеров и построении фабулы, приправляет повествование юмором, однако порою сюжет вытесняют рассуждения о науке, лекции о всех мыслимых и немыслимых предметах, отклики на злободневные события, так что, по его собственной оценке, лишь некоторые из его сочинений содержат составляющие, гарантирующие им долговечность; в числе таковых: «Любовь и господин Луишем» (Love and Mr. Lewisham, 1900), «Киппс» (Kipps, 1905), «Анна-Вероника» (Ann Veronica, 1909), «Тоно-Банге» (Tono-Bungay, 1909), «История господина Поли» (The History of Mr. Polly, 1910), «Новый Макьявелли» (The New Machiavelli, 1911), «Взыскуемое великолепие» (The Research Magnificent, 1915), «Проницательность господина Бритлинга» (Mr. Britling Sees It Through, 1916), «Джоан и Питер» (Joan and Peter, 1918), «Мир Уильяма Клиссолда» (The World of William Clissold, 1926), – все они в той или иной степени автобиографичны. Уэллс признавался, что единственная книга, в которой заявлены самые существенные идеи его жизни, это «Что мы творим со своими жизнями?» (What Are We to Do With Our Lives? 1931), а самым важным своим трудом считал «Труд, богатство и счастье рода человеческого» (The Work, Wealth, and Happiness of Mankind, 1932). Однако к широким читательским кругам он пробился благодаря книге «Очерк истории» (The Outline of History, 1920), долгие годы остававшейся в списках бестселлеров.
У. трижды (в 1914, 1920 и 1934 гг.) посетил Россию. Во время 2-й мировой войны У. выступал в поддержку Советского Союза.
Уэллс жил в Лондоне и на Ривьере, часто выступал с лекциями и много путешествовал, был дважды женат.
Г. Дж. Уэллс *
Герберт Уэллс представляет собой фигуру чрезвычайно оригинальную и необыкновенно блестящую на фоне нынешней европейской литературы. Когда он выступил с первыми своими романами, блещущими замечательной научной эрудицией и богатейшей фантазией, его приняли за нового Жюля Верна - писателя, который может, конечно, увлечь даже взрослого, но особенно рассчитывает на эффект своих произведений среди подростков и юношей.
Романы типа «Борьбы миров», «Машины времени» и т. д. прогремели в свое время.
Вскоре, однако, выяснилось, что Уэллс - писатель гораздо более серьезный, чем можно было предположить по произведениям его первого периода. Основной новой чертой, которая чем дальше, тем сильней стала проявляться в его произведениях, было отрицательное отношение к буржуазному строю.
Для Уэллса очень скоро выяснилась преходящесть буржуазного строя и полная культурно-этическая и техническая необходимость как можно скорей изжить все уродливые стороны этого общественного уклада.
При этом для Уэллса его современники, прежде всего англичане, резко расслоились на несколько родов связанных между собою типов.
Первый такой род - это консерваторы, то есть все самодовольное, упирающееся, не желающее знать ничего о прогрессе, хищнически-эгоистическое или просто тупое и живущее изо дня в день, почти не пользуясь человеческим мыслительным аппаратом. Ко всем таким людям Уэллс испытывает ненависть и презрение и умеет часто с тончайшим юмором или разящим сарказмом изображать этих людей, подчас прямо беря за мишень всем знакомые головы нынешней официальной Великобритании.
Вторая серия - это люди страдающие, чувствующие глубокую неудовлетворенность современностью, но не могущие найти никакого выхода из нее, часто до конца являющиеся жертвами безвременья.
Третья серия - это люди, ищущие выхода и в известной степени находящие его.
Уэллс не менее тонко, чем другой параллельный ему писатель, лишенный таких могучих крыльев фантазии и более реалистический, - Голсуорси, чуток к своеобразному линянию Англии, к постепенному таянию ее социальных льдов, казавшихся несокрушимыми каменными глыбами, к наступлению весны в Англии.
Война нанесла Уэллсу удар прямо в сердце. Он очень сильно заколебался в это время. Больше, чем когда-нибудь, стала проявляться у него наклонность к некоторой расплывчатой мистике, которая не играет, однако, существенной роли во всем писательском облике Уэллса. Звучали также нотки некоторого отчаяния, в то время как обычно Уэллс является крепким сторонником твердой веры в прогресс.
Но и хорошие результаты вызвала в сознании писателя война: обострение ненависти к буржуазии, известная степень сознания, что сохранение власти буржуазией грозит человечеству дальнейшими, еще худшими катастрофами.
Все это сделало Уэллса признанным писателем-социалистом. Враждебная по отношению к правящим классам позиция создала ему, конечно, не мало врагов. Но в то же время несколько мягкотелая, межеумочная, межклассовая интеллигенция стала постепенно признавать в Уэллсе одного из своих крупнейших вождей рядом с Роменом Ролланом.
Другой значительный прогресс - в самой писательской манере Уэллса - заключался в том, что первоначально стоявшая приблизительно на жюль-верновском уровне психология действующих лиц стала усложняться, и Уэллс постепенно сделался одним из талантливейших изобразителей внутренней жизни сложных человеческих типов, сделался правдивым изобразителем весьма разнообразных и чрезвычайно оригинальных, подчас далеко выходящих за пределы норм состояний сознания и всякого рода запутанных коллизий очень изощренного психологического порядка.
Все это дало возможность Уэллсу показывать в своих позднейших романах весьма большую галерею очень живых людей, запоминающихся, оригинальных, входящих в серию долговечных созданий человеческого художественного пера.
Приобретя эту дополнительную область к своей фантастике, Уэллс начал даже пренебрегать фантастическими элементами и писать просто реалистические романы. В громадном большинстве случаев они всецело отданы (как, например, один из последних романов «В ожидании», посвященный большой стачке углекопов) наблюдению над умственными сдвигами в различных кругах английского общества, в особенности среди передовой буржуазии и интеллигенции, которая вообще ближе всего Уэллсу.
При всем этом, однако, Уэллсу вовсе не изменила его замечательная изобретательность. Он вновь и вновь находит очень своеобразные изящные трюки, особые подходы, неожиданные точки зрения, которые придают его романам совершенное своеобразие и часто дают возможность посмотреть на вещи с неожиданной и очень убедительной стороны. Как пример приведу опять-таки один из последних его романов «Мистер Блетсуорси на острове Рэмпол».
Все эти достоинства Уэллса могли бы заставить нас прийти к тому выводу, что он до крайности нам нужен, что он должен стать одним из любимых писателей нашей молодежи, что появление подобного писателя в нашей собственной среде мы должны были бы приветствовать как заполнение бросающегося в глаза пробела в нашей литературе.
Но такой вывод был бы верен только частично. Да, конечно, Уэллс мог бы превратиться в писателя огромной значительности, если бы этому не мешал один его существенный недостаток.
Да, конечно, русский Уэллс, если бы он возник среди нас и если бы он был лишен этого недостатка, мог бы сыграть крупную роль в нашей, в широком смысле слова, социально - педагогической литературе.
Но только если бы он был лишен его недостатка.
В чем же заключается этот существенный недостаток Уэллса? Он заключается в том, что Уэллс совершенно не революционер, в подлинном и полном смысле этого слова. Я даже не знаю, можно ли назвать его революционером хотя бы условно.
Конечно, он хочет революции, то есть весьма полного изменения всей системы социальных отношений, всего облика современного общества. Но он хочет добиться этой «революции» эволюционным способом. Ему присуща мелкобуржуазная вера в прогресс как таковой, в прогресс, определяемый, так сказать, обществом, которое невольно втягивает людей так, что людям при этом отнюдь не следует заскакивать вперед, брать на себя больше, чем подсказывает время, являться активными организаторами перехода и - от чего боже сохрани! - брать на себя основную роль разрушителей старого и созидателей нового.
Такого рода попытки приводят Уэллса в немалый ужас. К нашей революции, к нашему строительству он относится поэтому с несомненной антипатией. Он боится, как бы ленинские методы, удавшись, не оказались губительными для его собственных методов, которые заключаются в том, чтобы наблюдать, надеяться, слегка помогать прогрессу в рамках, однако, весьма скромного пособничества, притом непременно легального, лояльного и мирного характера.
Словом, если бы Уэллс сдобрил бы еще свой социализм некоторой долей марксистских фраз, - это был бы типичный меньшевик, может быть, даже правый меньшевик. Но марксистских фраз у него нет. Поэтому и меньшевиком его назвать нельзя, а приходится причислить его к менее у нас известной, но не менее живучей породе, так называемых социалистов-фабианцев, которые, как известно, выбрали себе патроном Фабия Кунктатора. «Кунктатор» - означает медлительный, и главное свойство Фабия заключалось в том, что он, может быть, от дела и не бегал, но и не искал его.
В наше разгоряченное время, в наше время бега, соревнования за то, чтобы догнать и перегнать (и это целиком относится не только к нашей стране в смысле ее хозяйственно-технического соревнования с Западом, но ко всему пролетариату и в смысле политическом и культурном), самый прогресс нашей страны, вышедший из Октябрьской революции, есть действительно дело всего пролетариата, а стало быть, и всего будущего человечества, - это кунктаторство нужно признать положительно позорным, и не только позорным, но и вредным; вредным главным образом потому, что своими, иногда «почти убедительными» доводами Уэллс может соблазнять людей на это спокойное движение - к прогрессу, на путешествие во времени в каком-то древнем дормезе на пружинных рессорах. Ведь это так удобно, так приятно - снять с себя обязанность впрячься самому в колесницу времени и везти ее так, что жилы разрываются и кости хрустят. Так приятно отказаться от работы борца и даже, как любит выражаться пацифистская интеллигенция, - палача.
Без труда можно вскрыть, какая социальная группа скрывается за Уэллсом.
Уэллс является несомненным выразителем технического персонала, широкого слоя инженерства, - пожалуй, сравнительно передовых его слоев. Среди инженеров много еще таких, которые являются слугами буржуазии не за страх, а за совесть. Очень многие инженеры, однако, почувствовали известную иллюзию возможной самостоятельности. Им кажется, что они, располагающие наукой и техникой, являются вместе с тем солью земли. Они, конечно, боятся буржуазии, боятся войти с нею в острые конфликты, но они искренне желают ее смерти и перехода браздов правления в руки ученых и инженеров, которые, в порядке некоего «правительства ученых», будут руководить плановым социалистическим хозяйством будущего, вероятно, по их собственным упованиям, более или менее далекого.
Еще более боятся инженеры рабочих. Им вовсе не хочется, чтобы произошел социалистический переворот, который приведет в результате к подчинению интеллигенции старого мира новому хозяину - подчинению подчас довольно крутому, а потом даже к исчезновению категории интеллигенции, и все это в бурных темпах и не без пролития достаточного количества человеческой крови. История требует искупительных жертв, ничего тут не поделаешь. А кто их не хочет, тот выбрасывается историей из серии действительных активных факторов ее движения вперед.
Все сказанное надо твердо держать в уме, читая Уэллса, чтобы знать, с кем имеешь дело. Это не значит, однако, что от Уэллса нельзя получить огромного количества всякого рода сведений и о быте современной Англии, и о психологических типах, которые там встречаются, и о процессах, которые происходят в глубине сознания различных категорий английских граждан, и о науке с ее перспективами по самым различным областям: по линии техники, по линии психологии и психиатрии, по линии астрофизики и астробиологии и по десяткам других интереснейших ветвей современной науки.
У него можно также поучиться искусству весьма увлекательного рассказывания, причем увлекательность отнюдь не вызывается грубыми эффектами, дешевкой. У него можно научиться умению сочетать нужный ему полет фантазии - всегда не просто необузданной, а необходимой для развития определенных тезисов - с честным отношением к науке.
И если я сказал, что мы с нетерпением ждем появления нашего собственного Уэллса, то у этого собственного нашего Уэллса будет много черт, роднящих его с английским Уэллсом. Только он будет революционером, будет проникнут коммунистическими тенденциями, и это, разумеется, выкопает между ним и Уэллсом большую пропасть. Может быть, романы «русского Уэллса», когда они появятся, тем более будут противны Уэллсу английскому, чем больше они освоят самых передовых и тонких черт великобританского Уэллса и чем очевиднее они будут разрушать его полупресный социал-радикализм и возноситься над ним до литературно-художественного освещения горизонтов нашей боевой эпохи.
