Эмиль Гатауллин
Оказалось, непросто выбрать одну любимую фотографию. Их слишком много, к тому же «любимая-нелюбимая» мне кажется неподходящим критерием для оценки собственных фотографий. Ведь далеко не лучшая фотография может оказаться любимой, по причинам известным только автору. При отборе отснятого материала и оценке своих снимков я стараюсь абстрагироваться как от личного отношения, так и от впечатлений связанных с процессом съемки. Пытаюсь смотреть не со стороны автора, а - зрителя, как будто снимок не мною сделан. Это сложно, но помогает увидеть содержание в самом изображении.>>>
Эмиль Гатауллин
Поначалу я решил выбрать два-три снимка из лучших, о которых мог бы что-то рассказать. Но потом вспомнил об одной довольно заурядной "карточке на память", любимой мною как раз по чисто субъективным причинам. И этот выбор оказался исключением из правил.
Дело в том, что это моя первая фотография. Правда, моей ее назвать можно довольно условно, потому, что мне лишь дали в руки фотоаппарат, заранее сфокусировавшись и выставив нужные параметры съемки, но смотрел в видоискатель и нажимал на кнопку спуска все же я.
Мне было тогда лет девять, это самое начало 1980-х. На снимке мой младший брат и дядя, а происходит все во дворе дома моей бабушки в поселке Юрино, что на Волге. У дяди с детства был церебральный паралич, ходил он на костылях, и было у него два больших увлечения - музыка, он был лучшим баянистом в поселке, и фотография.
Именно благодаря ему я и стал значительно позднее, лет в 16, фотографировать.
Эмиль Гатауллин
Эмиль Гатауллин
Эмиль Гатауллин
Эмиль Гатауллин
Эмиль Гатауллин
Эмиль Гатауллин
Эмиль Гатауллин
Эмиль Гатауллин
Эмиль Гатауллин
Эмиль Гатауллин
Эмиль Гатауллин
Эмиль Гатауллин
Эмиль Гатауллин
Эмиль Гатауллин
Эмиль Гатауллин
Эмиль Гатауллин
Эмиль Гатауллин
Эмиль Гатауллин
Эмиль Гатауллин
© Эмиль Гатауллин
Оказалось, непросто выбрать одну любимую фотографию. Их слишком много, к тому же «любимая-нелюбимая» мне кажется неподходящим критерием для оценки собственных фотографий. Ведь далеко не лучшая фотография может оказаться любимой, по причинам известным только автору. При отборе отснятого материала и оценке своих снимков я стараюсь абстрагироваться как от личного отношения, так и от впечатлений связанных с процессом съемки. Пытаюсь смотреть не со стороны автора, а - зрителя, как будто снимок не мною сделан. Это сложно, но помогает увидеть содержание в самом изображении.>>>
© Эмиль Гатауллин
Поначалу я решил выбрать два-три снимка из лучших, о которых мог бы что-то рассказать. Но потом вспомнил об одной довольно заурядной "карточке на память", любимой мною как раз по чисто субъективным причинам. И этот выбор оказался исключением из правил.
Дело в том, что это моя первая фотография. Правда, моей ее назвать можно довольно условно, потому, что мне лишь дали в руки фотоаппарат, заранее сфокусировавшись и выставив нужные параметры съемки, но смотрел в видоискатель и нажимал на кнопку спуска все же я.
Мне было тогда лет девять, это самое начало 1980-х. На снимке мой младший брат и дядя, а происходит все во дворе дома моей бабушки в поселке Юрино, что на Волге. У дяди с детства был церебральный паралич, ходил он на костылях, и было у него два больших увлечения – музыка, он был лучшим баянистом в поселке, и фотография.
Именно благодаря ему я и стал значительно позднее, лет в 16, фотографировать.
© Эмиль Гатауллин
© Эмиль Гатауллин
© Эмиль Гатауллин
© Эмиль Гатауллин
© Эмиль Гатауллин
© Эмиль Гатауллин
© Эмиль Гатауллин
© Эмиль Гатауллин
© Эмиль Гатауллин
© Эмиль Гатауллин
© Эмиль Гатауллин
© Эмиль Гатауллин
© Эмиль Гатауллин
© Эмиль Гатауллин
© Эмиль Гатауллин
© Эмиль Гатауллин
© Эмиль Гатауллин
© Эмиль Гатауллин
© Эмиль Гатауллин
– художник, чье увлечение фотографией уже давно переросло в нечто большее, «дело всей жизни». Окончив Казанское художественное училище, Эмиль поступил в МГАХИ им. В.И. Сурикова, где получил высшее художественное образование. После окончания института в 1999 году увлекся фотографией. В 2003-2004 годах занимался у А.И. Лапина, с 2005 года стал членом Союза фотохудожников России. Обладатель множества наград и лауреат престижных национальных фотопремий, Эмиль упорно продолжает называть себя не профессиональным фотографом, относясь к фотографии очень увлеченно и снимая только то, что его глубоко волнует. В парке, где у нас проходила беседа, было безлюдно и свежо после дождя. Посредине разговора Эмиль кивает на проплывающую мимо бело-желтую гусеницу из воздушных шаров, которую несут женщина и ребенок. «Вот, сюжет», — неожиданно говорит он и продолжает отвечать на вопрос, не переставая искать взглядом свои «совершенные моменты».
Эмиль, возможно, вы помните, что три года назад российское представительство компании Leica выступило генеральным партнером выставки учеников школы А.И. Лапина (куратор Ирина Меглинская), где были представлены и ваши работы. Расскажите, пожалуйста, что изменилось с тех времен в вашей творческой жизни?
Прошло не так много времени, поэтому никаких особенных перемен не случилось и, наверное, не могло. Сейчас, как мне кажется, я продолжаю двигаться в том же направлении, меня волнуют те же темы, что и тогда. К тому же я не профессиональный фотограф и все, что делал раньше и продолжаю в настоящее время – это моя личная инициатива.
Можете сказать, какое влияние оказало на вас обучение в школе А.И. Лапина?
Когда я серьезно увлекся фотографией, и она стала занимать все большее место в жизни, появилось довольно много вопросов: как снимать, в каком направлении двигаться дальше, какие выбрать ориентиры в фотографии. Долгое время я искал ответы самостоятельно, что-то получалось, что-то – нет. Я не всегда мог понять, почему вот этот кадр удачный, а другие, казалось бы, соседние дубли того же сюжета – нет. И вот однажды я попал на лекцию Александра Иосифовича. Это случилось на фестивале «Интерфото», где многие фотографы, как российские, так и зарубежные, давали открытые лекции. В общем, тогда я понял, что этот человек смог бы ответить на некоторые мои вопросы. Таким образом, я стал посещать его курсы по фотографии. Занятия проходили раз в неделю в течение года и в основном были посвящены композиции. Я думаю, что общение с Лапиным оказало довольно сильное влияние на меня. По образованию я художник, а в Суриковском институте композиции тоже уделялось серьезное внимание, поэтому я несколько сомневался в том, сможет ли Лапин дать что-то новое. Но оказалось так, что он сумел сформулировать для меня некоторые важные вещи, сумел облечь в ясную и понятную форму то, что я, может быть, и чувствовал внутренне, но не мог выразить. Александр Иосифович учит видеть , понимать язык изображения, чем хорошая фотография отличается от средней или неудачной.
По образованию вы – художник. Помогает это или мешает в фотографии?
Я бы сказал и то, и другое. С одной стороны, художественное образование дает определенный уровень визуальной культуры, так называемую «насмотренность», когда на протяжении нескольких лет изучаешь историю искусства, впитываешь лучшие его образцы. И, несомненно, это оказало влияние на меня и как художника, и как фотографа. С другой стороны, ценность фотографии для меня – как раз в ее отличии от живописи. Когда художник создает произведение, то это, как правило, происходит на протяжении какого-то длительного отрезка времени. Вспомним того же А. А. Иванова, который писал свою картину «Явление Христа народу» в течение 20 лет. Конечно, этюды с натуры или наброски требуют меньшего времени, но все равно это не те доли секунды, в которые делается снимок. В фотографии велика ценность момента. Я говорю сейчас о том самом «решающем моменте», о котором в свое время писал Картье-Брессон.
Кроме того, фотография все же более непосредственна или, лучше сказать, достоверна. Она связана с окружающей действительностью, с жизнью. Художник же волен как угодно видоизменять натуру или даже полностью от нее отказаться.
И, наконец, в фотографии велика роль случайности. И фотограф, в отличие от художника, не всегда может предугадать, что у него получится на снимке.
Относите ли вы сами себя к какому-либо направлению в фотографии?
Я не причисляю себя к какому-либо направлению. Мне кажется, что в хорошей фотографии сочетается все, именно поэтому лучшие работы некоторых известных фотографов можно причислить сразу к нескольким жанрам. Возьмем тех же Себастьяна Сальгадо или Йозефа Куделку. Помимо того, что их фотографии являются документальными, они еще и художественные, потому что в них найдена такая форма, которая передает содержание наиболее удачно и точно. Они говорят со зрителем языком изображения.
В связи с этим вопрос – что в фотографии для вас имеет первостепенное значение? Содержание или форма? То, что снято или то, как это снято?
Этот вопрос присутствует во многих дискуссиях и многих, видимо, волнует. Например, А. И. Лапин утверждает, что форма это и есть содержание. Если говорить более подробно, то форму и содержание нельзя разделить, они взаимодействуют между собой. Не может быть так, чтобы содержание снимка – это одно, а форма – это другое, потому что форма, все те средства, которыми фотограф передает реальность на снимке, на плоском изображении, ограниченном четырьмя сторонами, непосредственным образом влияют на содержание. Часто простые вещи, которые сами по себе не представляют большого интереса, становятся интересными на фотографии именно благодаря тому, как они сняты. Для меня форма и содержание – неразрывны, и в некоторых случаях даже идентичны. Думаю, у меня есть некоторые фотографии, в которых форма – она и есть содержание.
Можно ли научиться визуальному мышлению?
Это непростой вопрос. Можно ли научиться искусству вообще? Я думаю, что многое зависит от меры таланта, от способностей. Без них, конечно, можно стать средним профессионалом, который будет грамотно снимать, но для которого всегда будут существовать рамки уже наработанных кем-то шаблонов. В фотографии, так же как и в любом другом виде искусства, если у человека есть способности, то обучение, действительно, их разовьет и подтолкнет идти дальше.
А если, скажем, начать снимать все подряд? Может ли прийти техника и умение видеть кадр с таким опытом?
Возможно, для кого-то такой подход и мог бы оказаться полезным. Особенно для тех, кто снимает на цифру. Здесь, действительно, можно ходить и снимать практически все подряд. Многие так и делают, и потом из этого огромного количества фотографий отбирают что-то стоящее, то, что они считают удачным. При таком стиле работы, конечно, могут возникать интересные кадры. Но, откровенно говоря, это совершенно не мой стиль. Бывает, что я хожу с камерой целый день и прихожу домой без единого кадра. Кроме того, я редко фотографирую, просто по пути, например, на работу, в магазин или куда-то еще. Камера у меня не всегда с собой. Мне нужно выделить время, настроиться и только потом я могу взять в руки камеру и начать снимать какое-то определенное место или событие. И бывает так, что за весь день ничего не зацепило, а бывает наоборот, идешь без всякой цели, что называется «куда глаза глядят» и вдруг неожиданно сталкиваешься с совершенно поразительным сюжетом, который полностью захватывает. Я снимаю только то, что вызывает внутренний отклик. Это сложно сформулировать, но каждый кадр идет изнутри. И порой тяжело объяснить, почему ты сделал тот или иной кадр, особенно в таких ситуациях, когда нужна моментальная реакция. А, как правило, такие ситуации возникают именно с людьми, потому что все постоянно меняется, все находится в движении. И главная задача – успеть поймать свой кадр.
Сколько по времени могут занимать ваши прогулки с фотоаппаратом?
Все зависит от обстоятельств. Когда я еду в провинцию, где мне снимается гораздо лучше, чем в Москве, это может занимать от двух дней до двух недель. Во время таких поездок я снимаю каждый день пока свет и чувствительность пленки позволяют это делать. Все очень просто: просыпаюсь, беру фотоаппарат и выхожу на улицу. И нахожусь там до вечера с небольшим перерывом на обед (смеется). Но вовсе необязательно, что я снимаю все это время. Лучше сказать – я ищу. Большая часть времени в моем случае – это поиск. И даже, если случится, что вот оно, что-то стоящее наконец-то проскользнуло, то совсем необязательно, что потом, после проявки пленок, сделанный кадр окажется чем-то интересным. То, что зацепило в реальности, в плоском изображении будет выглядеть совсем по-другому. Так всегда и происходит. То, что ты видишь в жизни, совершенно меняется, когда становится изображением, и в связи с этим у фотографа должно выработаться довольно специфичное умение видеть трехмерное пространство так, как оно будет выглядеть в плоском изображении. Если этот момент не учитывать, то могут возникать элементарные ошибки. Самый простой пример – соотношение переднего и заднего планов. При концентрации на снимаемом объекте довольно легко выпустить из вида то, что происходит на заднем плане, потерять над ним контроль, и это в конечном итоге может испортить даже, казалось бы, неплохой снимок. В общем, нужно учиться контролировать все объекты, попадающие в рамки кадра.
Скажите, пожалуйста, как происходит выбор будущего места съемок и темы?
Бывает, что мои знакомые подсказывают интересные места, бывает, что я сам нахожу что-то по интернету. Просто смотрю любительские фотографии из разных мест. Это помогает определиться с местом будущей поездки. В первую очередь, конечно же, меня привлекают люди. По большому счету, можно ехать куда угодно и везде найти что-то интересное для себя. Да и вообще, если говорить откровенно, то все зависит только от фотографа. Можно всю жизнь снимать, буквально не выходя из дома как, например, Йозеф Судек или, наоборот, ездить по всему миру в поисках интересных тем. В этом и заключается суть. Что ты ищешь? Кто-то ищет в первую очередь актуальные темы. Но мне важно, чтобы то, что я снимаю, волновало меня самого. Я заранее не планирую то, что буду снимать, тем более, если приезжаю куда-то в первый раз. И те серии фотографий , которые у меня есть, они складывались чаще всего уже после съемки и это даже и не серии в обычном понимании. Это просто те темы, которые мне интересны на протяжении долгого времени.
Ваш главный и любимый герой для съемок – «человек из провинции» . Почему?
Мне кажется, что в провинции люди более непосредственные, открытые и настоящие. Мне с ними легче общаться и находить общий язык. Находясь в таких местах, я чувствую какой-то резонанс между тем, что меня окружает и своим внутренним состоянием. Это как оказаться наконец-то в своей тарелке. Возможно, такое восприятие как-то связано с моими детскими впечатлениями. Удивительно, но я до сих пор внутренне подпитываюсь воспоминаниями из моего детства и юности, когда каждое лето мы проводили у бабушки в небольшом поселке на берегу Волги. И там же я впервые взял в руки фотоаппарат, доставшийся мне от дяди, который был увлеченным фотолюбителем. Иногда в провинции какие-то запахи или звуки оживляют воспоминания и помогают настроиться на определенный лад.
Расскажите, пожалуйста, как появилась идея создать серию о паломниках «Грешный человече…»?
Как и любой человек, я долго пытался ответить сам для себя на внутренние вопросы, связанные с верой и религией. Мне казалось, что, фотографируя и общаясь с паломниками, я смогу что-то понять лучше, найти ответы.
Серия «Грешный человече…» начала складываться после моей первой поездки на самый известный и большой Великорецкий крестный ход, который проходит ежегодно в Кировской области. Меня захватила эта тема, и на протяжении нескольких лет я ходил на многие крестные ходы в Кировской, Ярославской и Вологодской областях. Каждое лето попадал на два-три крестных хода. Мне интересны как сами верующие люди, так и само событие, которое очень насыщенно в визуальном отношении. Находясь там, я не выпускаю камеру из рук.
Повлиял ли паломнический опыт на ваше отношение к жизни?
Да, некоторые вещи относительно религии, церкви и веры я стал видеть более ясно. По крайней мере, получил опыт, находясь внутри самого события и общаясь с людьми.
Скажите, пожалуйста, как часто вы снимаете?
Довольно редко. По крайней мере, гораздо реже, чем я бы хотел. Снимать хочется практически всегда, но не всегда для этого есть соответствующие возможности (смеется). Есть обстоятельства, которые не позволяют все время посвящать только фотографии. Если я начну сравнивать себя с другими моими знакомыми фотографами, то в общем зачете я снимаю гораздо реже них.
Для вас фотография – это работа, отдых или что-то другое?
Совершенно точно – не работа, но и нечто большее, чем просто увлечение. Скорее всего, это дело жизни. Когда я учился в институте, то видел себя в будущем только художником. Но жизнь сложилась так, что живопись со временем превратилась в ремесло. С каждым годом все меньше писал для себя, все больше выполнял работу на заказ. Но внутренняя потребность в творческом самовыражении, в том, чтобы делать что-то просто для себя, осталась. Я думаю, что фотография как раз заняла эту нишу.
Эмиль, какими камерами вы снимаете?
В самом начале был Зенит, на который я снимал время от времени, потом приобрел автофокусную «зеркалку» и долгое время снимал ей. Лет пять назад я перешел на дальномерные камеры, которыми сейчас и снимаю. В настоящий момент у меня есть Leica M7 и Bessa. Этот переход был отчасти связан и с причинами личного характера, а точнее с проблемами со зрением — когда подолгу смотрел в видоискатель, глаза быстро уставали и начинали болеть. В видоискателе «зеркалки» изображение формируется на матовом стекле, и фотограф видит проекцию, а не саму натуру. В дальномерных камерах этого всего нет. Грубо говоря, все видишь просто через прозрачное стекло. Собственно, когда я попробовал снимать дальномеркой, то понял, что глаза совсем не устают. Кроме того, достоинством дальномерок является их компактность и неприметность, и, главное, возможность видеть еще и то, что происходит за рамками кадра. Ну и, если говорить непосредственно о Лейке, то это конечно, тишайший затвор.
Как вы находите контакт с людьми, которых снимаете? Ведь это довольно сложно – приехать в незнакомый небольшой город, начать снимать прохожих…
Так как я начинал с пейзажей и натюрмортов, то перейти к фотографированию людей было не совсем просто. Для меня люди – это все-таки самое интересное, что может найти фотограф. Но поначалу было психологически сложно снимать незнакомых людей на улице. Иногда я пытался это делать незаметно, но это не всегда получалось и, кроме того, чем ближе ты подходишь, тем заметнее становишься. Приходилось бороться со своей нерешительностью, но чем больше я снимал, тем становился увереннее. Кстати сказать, реакция большинства людей, как правило, благожелательная. Кроме того, со временем приходит опыт поведения в различных ситуациях, нарабатываются определенные методы и подходы к людям. Начинаешь понимать, когда можно действовать быстро и решительно, а когда лучше не спешить и понять, как на тебя реагируют, когда можно снимать без разрешения, а когда лучше сначала спросить у человека и потом уже действовать. Теперь, когда я снимаю, то сначала стараюсь установить визуальный контакт с человеком. В провинции, в небольших городках или селах невозможно остаться незаметным и снимать «скрытой камерой», поэтому, прежде всего, оцениваешь реакцию на тебя людей, если она не агрессивная, то начинаешь снимать и смотришь за развитием ситуации; если у человека возникают вопросы, вступаешь в диалог, рассказываешь кто ты, зачем снимаешь; если не получается и человек категорически против, то лучше просто уйти.
Можете сказать, хотя бы примерно, сколько фотографий в вашем архиве?
Сколько у меня отснятых пленок? Это сложный вопрос! Думаю, общее количество негативов у меня меньше, чем у активно снимающего на цифру фотографа выходит за год. Надо, наверное, как-нибудь посчитать все свои пленки. Хотя, конечно, количество мало о чем говорит, потому что смысл в удачных кадрах. C одной пленки бывает один удачный кадр, бывает ни одного, но случается и так, правда, очень редко, что подряд идут три хороших кадра.
В какие регионы вы бы еще хотели съездить, и над какими проектами работа уже завершена?
Совсем недавно ездил в Австралию в рамках проекта РИА Новости «XXI. Мой Тихий океан» , который посвящен саммиту АТЭС. В этом году он будет проходить во Владивостоке. Весной прошла моя первая персональная выставка в галерее «Промграфика». Сейчас в ГМИИ имени Пушкина проходит выставка , для которой я сделал несколько фотографий в залах музея.
Что касается планов, то я бы хотел продолжить свои поездки в Архангельскую область на реку Пинегу, где был уже дважды. Там есть несколько так называемых кустов деревень, часть из которых уже заброшены. Места и люди там очень интересные. На протяжении нескольких лет я думаю также и о том, что нужно поехать в то место, где прошло мое детство. Уже лет двадцать там не был.
Кто для вас – главный критик?
В первую очередь Александр Иосифович (Лапин – прим. реактора ), конечно. Мы до сих пор периодически встречаемся, я показываю ему свои новые работы, мы их обсуждаем. Затем, мои друзья-фотографы, мнению которых я доверяю. Конечно, мой брат — Ренат Гатаулин, который тоже занимается фотографией. В общем, я всегда прислушиваюсь к людям, чье мнение мне не безразлично.
Кем вы мечтали стать в детстве?
Я достаточно рано, лет в двенадцать, начал заниматься в художественной школе, поэтому с тех пор у меня как-то не возникало никаких других вариантов. Хотя параллельно занимался еще в музыкальной школе, но после трех лет обучения ушел. Ну, а если вспоминать, кем я хотел стать, когда был совсем маленьким, то, помню, хотел быть барабанщиком (улыбается).
Спасибо, Эмиль!
Классика и строгость. Ностальгия и недосказанность. Поэзия и предчувствие любви. 129 историй. 129 фотографий. О каждом из нас
— фотограф, художник. Выпускник МГАХИ им. Сурикова по специальности монументальная живопись. Ученик А.И.Лапина, знаменитого советского и российского фотографа, исследователя и теоретика фотографии. С 2005 года — член Союза фотохудожников России. Победитель международных конкурсов: PhotoVisa (2015), The Alfred Fried Photography Award (2014), Best Photographer (2009). Финалист международного фестиваля Vilnius Photo Circle (2014). Лауреат Фестиваля уличной фотографии (2012) и конкурса Молодые фотографы России (2005). Неоднократный участник групповых выставок в России, Франции, Австрии и Литве. Персональные выставки — в Москве, Ганновере, Санкт-Петербурге, Вильнюсе, Вологде, Красноярске и Магадане.
Книга Эмиля Гатауллина «В сторону горизонта». Фото: Эмиль Гатауллин. Предоставлено автором
Тяжелая, добротная, настоящая «классическая» книга: благородное издание в суперобложке на строгом черном переплете. И – легкий, летящий кадр, предваряющий целую череду фотографий, вместившую сразу всю жизнь: детство, юность и старость, простые человеческие радости и горести, веру, любовь, смерть.
«В сторону горизонта». Горизонт – метафора, определяющая восприятие изображения – от непосредственно увиденного до предугадываемого, ожидаемого, иллюзорного. Горизонт находится на стыке внутреннего и внешнего времени, его нельзя достичь, но можно ощутить. Наши «мысленные» часы идут иначе, чем календарные: с каждым годом дни ускоряются, и все больше хочется их замедлить, остановить, пережить заново. …Я смотрю на сороку, вспорхнувшую за окном деревенского дома и снова становлюсь девчонкой, так часто забиравшейся на дачный чердак с потрепанной библиотечной книгой. Это она глядит на белую лошадь, бредущую куда-то по нетронутому снегу. Это она взлетает навстречу морскому ветру на берегу, она ступает босиком по усыпанной сосновыми иголками лесной опушке. Книга Эмиля Гатауллина – про сейчас, но и совсем вне времени: в каждом кадре — кинолента, созданная видением автора. На каждой странице — мир, ассоциативно «проживаемый» зрителем.
«Название существовало задолго до выхода книги, — рассказывает «Bleek Magazine» Эмиль Гатауллин. – Я выбрал его для серии, которую снимаю уже много лет, путешествуя по небольшим городам и селам русской провинции. Это название оказалось самым подходящим, хотя в книге представлены фотографии из разных серий, в том числе снятых в Москве. Но провинция – основная моя тема: место, любовь к которому связана с детскими воспоминаниями. Всякий раз, когда оказываюсь далеко от столицы, словно восстанавливаю связь с прошлым, с домом бабушки, где провел часть жизни, где впервые взял в руки камеру. Обычно я не планирую то, что буду снимать… Выхожу на улицу и иду куда глаза глядят, полагаясь на интуицию. Никогда не знаешь, где тебе улыбнется удача и за каким поворотом встретишь интересный сюжет для снимка. Просто идешь в сторону горизонта».
Разворот книги Эмиля Гатауллина «В сторону горизонта». Фото: Эмиль Гатауллин. Предоставлено автором
Изящные, композиционно выверенные и одновременно естественные кадры Гатауллина завораживают особой поэтической гармонией. Он не просто наблюдает со стороны, он «превращает», «преобразует» происходящее, создавая новые ассоциации, неожиданные аллюзии, - словно растягивает время, вмещая в один миг целую жизнь.
«Композицию не нужно понимать только лишь как построение, расположение элементов в рамке кадра или набор неких правил, которыми фотограф якобы руководствуется во время съемки, — поясняет Эмиль. — Для меня композиция – понятие более обширное и глубокое. Подобно тому, как текст опирается на выразительность слов, фотографический кадр – на взаимоотношения визуальных элементов; в нем, как в стихотворении, могут присутствовать рифма, ритм, интонация. И если говорить о фотографии как искусстве, то невозможно обойтись без композиции, без художественной формы».
Разворот книги Эмиля Гатауллина «В сторону горизонта». Фото: Эмиль Гатауллин. Предоставлено автором
«Для меня каждая фотография – история, рассказанная одним кадром. Она самодостаточна и значительна сама по себе. Когда снимаю, не думаю о том, в каком виде будут представлены фотографии. Нет никаких заранее спланированных проектов. Все происходит значительно позже – после отбора материала, после того как он отлежится. Желание сделать свою книгу появилось уже давно, но целенаправленно я ничего не предпринимал в этом направлении до тех пор, пока не поступило предложение от издательства Edition Lammerhuber. Мы начали работу над книгой весной 2016 года, а в конце октября она увидела свет. По задумке издателя – это первая книга в цикле под общим названием «Визуальная поэзия». В дальнейшем в этой серии планируется выпустить еще несколько книг разных авторов».
Обложка книги Эмиля Гатауллина «В сторону горизонта». Фото: Эмиль Гатауллин. Предоставлено автором
Эмиль Гатауллин, «В сторону горизонта»
170 x 235 мм, твердый переплет, суперобложка,
256 страниц, 129 фотографий,
Тираж: 1500 экземпляров.
Фотографии: Эмиль Гатауллин
Текст: Peter-Matthias Gaede
Перевод текстов: Brigitte Scott, Мария Ромакина, Александр Наану
Язык: английский, немецкий, русский
Дизайн:
ПРОКУРАТУРА СО ВСЕХ НОГ КИНУЛАСЬ ОБЖАЛОВАТЬ ВПОЛНЕ ЛОГИЧНЫЙ АРЕСТ
Ключевым событием минувших суток явилось взятие Алексея Навального под стражу в зале суда, а вовсе не обвинительный приговор сам по себе. Именно картинка надевания наручников на популярного блогера произвела наиболее сильное впечатление как на его сторонников, так и на его противников.
После этого начались странности в поведении обеих сторон процесса: сторона фигуранта сначала заявила о снятии кандидатуры Навального с выборов мэра… и сразу же дезавуировала это заявление. Прокуратура же со всех ног кинулась обжаловать выглядевший вполне логичным арест. Эти события легче всего объяснить конспирологически: Навальный пока суд да дело должен быть оставлен на свободе до выборов, и поэтому ему пообещали отмену ареста в обмен на отказ от снятия своей кандидатуры с выборов. Конспирологичность этой версии, конечно, вовсе не означает ее неправильности.
Но я думаю, все объясняется проще. Прокуратура вовсе не хочет отмены ареста, а хочет его затвердить в вышестоящей инстанции. А поспешность вызвана чисто тактическими соображениями: не дать как следует подготовиться к рассмотрению этого вопроса стороне защиты.
Снятие-неснятие же своей кандидатуры Навальным можно объяснить понятной затрудненностью установления связи с ним для окончательного подтверждения решения о снятии.
На фоне этих интересных событий было бы любопытно разобраться в мифологии самого Навального.
НАВАЛЬНЫЙ – ГЕНИАЛЬНЫЙ ЮРИСТ
Вопреки расхожему мнению я считаю Навального слабым юристом. Его судебные победы над монстрами типа ВТБ и «Роснефти» меня, как и других, впечатлили. Но только тем лишь, что они вообще могли иметь место в российских условиях. Само наличие такого рода побед внушало дилетантам, не знакомым очно с российской правоохранительной системой, ложные надежды на то, что маленькому человеку в его споре с государством или частно-государственным монстром можно добиться правды в суде. Надо только быть «как Навальный».
Эти его победы поразительным образом укрепляли веру в некоторые государственные органы. Такие, как суд. Или антимонопольная служба, куда Навальный и его группа целыми простынями строчили доносы на начальников средней руки, вздумавших подворовывать из бюджета.
Впечатление о ненатуральности побед над крупными противниками, имеющими серьезные юридические службы, утвердилось у меня после того, как я возымел возможность оценить уровень правовой подготовки Навального на вполне конкретных примерах.
Было такое дело Степанова против Навального о защите чести и достоинства. В этом процессе Навальным была сделана наивная попытка получить с помощью суда документы, подтверждающие истинность сообщенной им информации. Однако в процессах подобного рода соответствие действительности порочащих сведений обязан доказать сообщивший их ответчик, а суд – исходя из определенного законом бремени доказывания и принципа состязательности сторон – не имеет права ему в этом помогать. Суд в данном случае не может использоваться в качестве инструмента верификации домыслов или догадок клеветника. Я обозначил эту проблему в блоге Навального. Но он не понял даже и самой проблемы, ответив в духе: «А что в этом такого-то?»
Но в гораздо большей мере некомпетентность Навального проявилась в связи с этим его знаменитым «партия жуликов и воров». Произнесение этой фразы непременно и последовательно сопровождалось прибавлением: «Это мое оценочное суждение». Как будто присовокупление этой фразы волшебным образом превращает утверждение о факте в оценочное суждение! Это как убить и заявить: «Это моя самооборона». Ага, и сразу же дело будет закрыто.
Кроме прочего, представлялось все так, что за сами оценочные суждения вообще никакого взыскания быть не может. Ну да, ну да, говори что хочешь, прибавляй время от времени «это мое оценочное суждение», и будет тебе счастье. Тут очевидным образом Навальный не понимает довольно примитивную вещь: да, причинение вреда чести и достоинству оценочным суждением не может повлечь за собой их опровержения на основании ст. 152 ГК РФ. Но это не означает, что эти блага вообще остаются без своей защиты. Можно, например, требовать денежной компенсации.
НАВАЛЬНЫЙ – БОРЕЦ СО ЗЛОМ КОРРУПЦИИ
Про избирательность этой его деятельности уже говорено много, я сейчас не об этом. Я о том, является ли коррупция злом при любых обстоятельствах? Коррумпированность, например, госаппарата нацистской Германии, позволившая совершить побег военнопленным, – это как, зло или нет? Оскар Шиндлер , кстати, за взятки покупал свободу и саму жизнь евреям, вызволяя их из концлагерей за деньги.
В случае монополизированной экономики (чем не наш случай?) коррупция позволяет внедрить в экономику элемент конкуренции и тем самым обеспечить тенденцию к ее эффективности. Так, по крайней мере, полагает Натаниэль Лефф (Nataniel Leff) – профессор Колумбийского университета.
Возразите, что Навальный боролся с хищениями бюджетных средств? Извольте. Но как это вяжется с его же посылом о том, что вся собственность и сам бюджет находятся в нашей стране под контролем кучки людей? Получается, «РосПил» денно и нощно старается для того, чтобы сгрести расползающиеся денежки обратно в олигархическую кучку. По мне так пусть лучше их отпилит себе начальник среднего звена, в моем городе их истратит, в магазине чего-нибудь купит, квартиру приобретет. Пусть и уродливое, но хоть какое-то перераспределение средств.
НАВАЛЬНЫЙ – ПОЛИТИК
Вот был он на госслужбе. Ничего не могу сказать по «Кировлесу». Но как Навальный показал себя в период своего советничества у губернатора Кировской области Никиты Белых ? В следственных прослушках одни производственные матюки, никакого креатива. Ни-че-го.
Тщеславие, отсутствие внятной программы, самолюбование, этические проблемы с соратниками. Это политик?
Но самое страшное не это. Катастрофа в том, что сам ли, волей ли властей он стал актуальным воплощением оппозиционности как таковой. Нет оппозиции без Навального. Как «если не Путин, то кто?» во власти, так и «если не Навальный, то кто?» в оппозиции. Вождизм, обусловливающий уязвимость российской власти на всех ее этажах, – родовая болезнь и оппозиции тоже.
И вот уже не Навальный в неволе, а вся оппозиция да и сами надежды на лучшие перемены.
И что, правильно это?
Да, достоин сожаления. Как и всякий, кто у нас сидит, если понимаете, о чем я.
Да, вел себя отважно, с улыбкой шагая навстречу могильной сырости неизбежного заключения.
Но это не основание для верификации мифа о вожде и сакрализации его противоречивой фигуры.
Эмиль Гатауллин
